Евгений Норин: К лету станет понятно, что российская экономика окончательно доломала украинскую армию
Сейчас мы наблюдаем переход количества в качество, когда свое время киевский режим принял несколько неоптимальных решений и затормозил с принятием правильных решений, а теперь пожинает плоды этого, считает военный историк и журналист Евгений Норин
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
Ранее Минобороны РФ опубликовало подробную статистику потерь ВСУ, в которой наиболее интересны два момента.
Первое. Темпы мобилизации на Украине, несмотря на беспредел ТЦК, едва дотягивают 30 тысяч человек в месяц, что не позволяет противнику восполнить потери и приводит к сокращению численности войск.
Второе. Около 100 тысяч украинских военных самовольно оставили воинские части и пустились в бега.
- Евгений, можно ли сказать, что тем самым российское командование окончательно утвердило на СВО концепцию кухонной мясорубки, которая никуда не движется, а только перекручивает все, что в нее бросают?
- Да. Не могу сказать, что мы изначально планировали воевать в духе Первой мировой, но нам приходится жить в соответствии реальности, которую мы видим из окна. А реальность за окном такова, что мы не можем устраивать прорывы с танковыми клиньями, также не можем за один бросок снова дойти до Харькова, Чернигова и Киева. Поэтому стороны воюют так, как воевали их прадеды в Первую мировую – надеются, что противник быстрее треснет и развалится.
В этом смысле овладение каким-то населенным пунктом ценно не само по себе, а как элемент расшатывания линии фронта. То есть взятие Угледара было важно не только как уничтожение важного узла украинской обороны, но и тем, что противник там потерял много солдат, которые были вынуждены убегать по полям под ударами артиллерии и дронов. После этих боев их опытная 72-я бригада ВСУ стала бледной тенью самой себя.
И сейчас мы наблюдаем переход количества в качество, когда свое время киевский режим принял несколько неоптимальных решений и затормозил с принятием правильных решений, а теперь пожинает плоды этого.
Украина вместо пополнения действующих бригад начала формировать новые бригады. Эти новые бригады оказались очень низкого качества и начали разваливаться. Их линейные подразделения несут потери, личный состав оставляет позиции, что приводит к еще более высоким потерям.
ТЦК могли бы поддерживать численность украинской армии на приемлемом уровне, если бы речь шла только об убитых. Но теперь речь идет уже о дезертирах.
Украинская армия сейчас напоминает бассейн. По одной трубе туда втекает вода (насильственная мобилизация), по другой – вытекает (потери убитыми и ранеными). А теперь к этому бассейну добавилась третья труба, из которой вода тоже вытекает (дезертиры), что не позволяет поддерживать объем воды.
На днях на закрытом совещании Верховной Рады глава украинской разведки поставил вопрос прямо, что к лету 2025 года у них могут начаться скверные проблемы, чреватые непредсказуемыми последствиями. Почему? Потому что нынешние проблемы Украины как шестеренки цепляются друг за друга:
Если у вас меньше людей на фронте, они чаще несут попадают в невыгодные тактические ситуации и чаще несут потери. Из-за этого ТЦК становится все сложнее поставлять свежее мясо на поле боя. На Украине уже не просто закончились добровольцы. У нее уже заканчиваются люди, готовые добровольно прийти в военкомат, когда им вручат повестку. Поэтому людей приходится буквально отлавливать на улицах.
Мобилизация молодежи (18-25 лет) киевскому режиму тоже ничего не даст. Во-первых, это поколение само по себе небольшое. Во-вторых, это поколение не очень заряжено на войну (кто хотел уже пошел в добровольческие подразделения). В-третьих, призыв этого поколения по поставит крест на будущем Украины, потому что из-за гибели на фронте оно выпадет из экономики и демографического баланса.
Короче говоря, мобилизация молодежи в любом случае ляжет на Украину могильной плитой. Потому что ты можешь отбиться сейчас, но через 20-30 лет у тебя в стране будет некому жить.
Поэтому у киевского режима сейчас остаются два сценария.
Или попробовать вариацию на тему "вставай, страна огромная" (заманивать людей в армию выплатами и еще жестче бусифицировать), или вести войну совсем уж альтернативным способом. В качестве альтернативного способа противник видит дальнейшее ужесточение санкций и удары по нашим объектам народного хозяйства.
То есть война такова, что в ней соревнуются не ВС РФ и ВСУ, а украинская армия и российская экономика.
В частности, атаки украинских дронов по российским нефтебазам дополняют санкции против российского теневого танкерного флота. В ту же канву укладывается обрезание транзита газа. Я не знаю, действительно ли противник думает, что российская экономика рухнет быстрее украинской армии, но у них просто нет иного выбора, кроме как затягивать войну на поле боя и бить нас по кошельку.
Уничтожить российскую армию на поле боя Украина не сможет. Украина рассчитывает, что российская армия исчерпает свой ударный потенциал и на фронте наступит клинч. Но тут есть риск, потому что события не развиваются линейно. Условно говоря, сегодня фронт сдвинулся на километр, завтра не сдвинулся ни на метр, а послезавтра может сместиться на 20 километров, если окажется, что там никого нет.
Мы уже много раз говорили, что Россия пытается выиграть войну за счет ремейка февраля 1917 года, когда армия бежит с поля боя, а в тылу наступает анархия. На Украине пока такого в массовом порядке нет, но элементы потрескивания есть. Но Зеленский прекрасно понимает, что персонально ему капитулировать нельзя, потому что тогда у него будут все основания опасаться за свою физическую безопасность.
У России свои проблемы. Санкции, конечно, обходимы, но обходимы с трудом. И чем дальше, тем сложнее. Российская экономика перегрета. Инфляцию сдерживают лошадиными дозами очень жестких мер. Повышение ключевой ставки уже в значительной степени исчерпало свою полезность. То есть наше положение не блестяще, оно просто лучше, чем у противника.
Поэтому Россия сейчас должна предпринять ряд усилий на фронте и в тылу. Чтобы украинский фронт рушился быстрее, чем у нас экономика перегревается. То есть вряд ли завтра бурятские танкисты выйдут в тыл Краматорску, но перед бурятскими танкистами может остаться усталый батальон теробороны, который даст по тапкам.
- Все вроде бы правильно. Проблема в том, что примерно в таком же ключе мы даем прогнозы на ближайшие три-четыре месяца, а через эти три-четыре месяца ничего принципиально не меняется: Украина теряет крупный опорный пункт в Донбассе, а в России возникает больше проблем с инфляцией.
- Тут я могу только повторить аналогию с Первой мировой войной.
Кампания 1917 года на Западном фронте для союзников складывалась так: продвижение на 15-20 километров в полосе на 70-80 километров. Это примерно то же, чего мы добились в Донбассе за 2024 год. То есть если смотреть на эту ситуацию с позиции Антанты, то ничего хорошего не происходит: Российская Империя отвалилась, наступление буксует, а в 1918 году Германия перегрелась окончательно.
Я бы даже сказал, что у нас сейчас ситуация получше, чем тогда у Антанты. Все-таки в 2024 году мы отодвинули от Донецка и сейчас отодвигаем его от Горловки, штурмуя Дзержинск (Торецк). То есть для этих мест произошло качественное изменение ситуации. Да, этому отчасти поспособствовала украинская оккупация Курской области, но, по сути, мы, потеряв небольшой город (Суджа), не даем противнику обстреливать из артиллерии город-миллионник.
Конечно, может оказаться так, что Украина сможет воевать еще четыре года. Но мы же не в компьютерной игре, когда ты можешь сохраниться, попробовать другую тактику и посмотреть, что будет. Мы действуем так, как получается.
У России есть своя позиция на переговорах, и она оптимальна. Вряд ли в сегодняшних реалиях можно требовать себе Одессу, но Москва четко обозначила условия, необходимые для прочного мира. Вопрос в том, в какой реальности живет противник. СВО показало, что не только российское, но и украинское руководство не всегда знает истинную обстановку на местах. Свои информационные пузыри там тоже есть. Все это может осложнить перспективу будущих переговоров.
И все же, Украина должна понимать, что если не сторговаться сейчас, то в будущем условия России станут еще жестче.
- Честно говоря, я не верю в перспективу переговоров по двум простым причинам. Во-первых, киевский режим явно не хочет сохранить Украину для будущей жизни, поэтому он, скорее всего, просто даст по тапкам. Во-вторых, вряд ли поражение Украины автоматически заставит США и Запад заключить с нами "Ялту".
- Я бы не был столь категоричным, потому что мы не знаем, чего конкретно хотят от Украины США и Европа и насколько для них в контексте Украины важно сохранить отношения с Россией.
Да, сейчас Европа более идеологически заряжена на борьбу с Россией, зато европейцам с прагматической точки зрения можем предложить больше, чем американцам. Грубо говоря, мы можем предложить Евросоюзу купить какую-то часть Украины за определенные плюшки экономического характера, а вот с Америкой это не сработает, потому что Россия и США объективно мало друг от друга зависят, и им нечего друг другу дать (я имею в виду энергоносители и политические вопросы). Это действительно проблема для мира во всем мире.
Не от хорошей жизни мы видим в СМИ осторожные вбросы на тему "Может быть, мы хотя бы в космосе посотрудничаем". Да, мы можем друг другу предложить космос. Но это только красивая финтифлюшка, которая не имеет никакого практического измерения.
С другой стороны, мы имеем во главе США бизнесмена, который умеет слушать и сам готов придумывать прагматичные сделки. Поэтому я бы не был таким пессимистом в отношении переговоров. Переговоры как раз нужны для того, чтобы стороны искали приемлемые выхода.
Тут можно вспомнить мою любимую Тридцатилетнюю войну, когда переговоры без остановки боевых действий шли несколько лет, и стороны в итоге сговорились. Сейчас такого не хотелось бы, но, увы, ничего нельзя исключать.
- Насчет нашей экономики. Есть ли признаки того, что мы начали развивать свое собственное производство для наполнения внутреннего рынка, а не просто занимаемся разгоном оборонки?
- Во-первых, сам по себе разгон оборонки – это уже большой стимул для всей экономики. Чтобы сделать танк, тебе нужна сталь, чему не могли не обрадоваться "Северсталь" и Новолипецкий металлургический комбинат (НЛМК).
Во-вторых, мы хотя и ведем такую работу, но упираемся в серьезные проблемы.
У нас во многих областях такое отставание, что его нельзя перепрыгнуть за три года. Скажем, чтобы добить спутниковую группировку до американского уровня, тебе нужны не только компетенции в области леталки, но и очень мощная оптика, а ее у нас нет. Что-то мы делаем, но сроки постоянно смещаются вправо. Тот же самолет МС-21, конечно, не с нуля разрабатываем, но у нас пока нет ситуации, когда у нас вовсю летает большой флот собственных гражданских судов.
С оборонкой у нас вообще все не так уж плохо. С ракетостроением и выпуском собственных барражирующих боеприпасов у нас все нормально. Тем не менее, еще полно узких мест, которые надо расшивать.
Проблема России еще и в том, что у нее население маленькое. Нас всего 155 миллионов человек вместе с Белоруссией и новыми регионами. Это небольшой рынок для очень значимых товаров. То же судостроение создавать у нас нет экономического смысла, оно создается только за счет политической воли. А раз нет рынка – приходится покупать у китайцев. И тут главное слово не "у китайцев", а "покупать".
Повторюсь, путь к самообеспечению очень длинный. Своя банковская система работает – уже хорошо.
- По поводу состояния украинской армии. Станет ли показательным моментом падение Дзержинска и Часов Яра (обоих этих городов) не только в плане продвижения на карте, а в отношении того, что ВСУ из-за нехватки людей вынуждены оставлять важные укрепрайоны на направлениях, которые не были для нас основными?
- Это во-первых. А, во-вторых, это будет билетом на еще более размашистое представление – осаду Славянско-Краматорской агломерации, которая очень большая и вытянутая в пространстве.
Я просто напомню, что северный ее конец – это Лиман (совсем другое направление), а южный ее конец – Константиновка, к которой мы вырулим после Дзержинска и Часов Яра. Главный наш плюс в том, что мы выруливаем к ней с нескольких сторон.
Я уже не говорю о том, что мы сейчас обходим Красноармейск (Покровск). Да, обходим его мы в духе Первой мировой войны со скоростью пехотинца, но явственно. И если нам удастся в относительно вменяемый срок окружить Покровск, это облегчит нам штурм оставшейся части Донбасса.
В целом я не могу сказать, что ВСУ погибнут в генеральном сражении западнее Дружковки и Константиновки. Но развал вражеской армии на фронте будет очевиден – скачкообразный рост дезертиров и уход целых подразделений в тыл. И он может произойти не в результате утраты каких-то городов. Он может наступить просто из-за того, что на каком-то участке люди закончатся. Эта тотальная зрада может случиться и под Курском, и под Купянском, и под Волчанском.
Многие наши оперативно-тактические победы 2024 года были одержаны там, где этого нельзя было предсказать, потому что по бумагам там все смотрелось прочно. Например, когда мы подловили ВСУ на ротации под Очеретино, они оттуда побежали аж до Селидово.
Короче говоря, эскадрилья черных лебедей бомбит эффективно, но совершенно непредсказуемо.
- Опять же, по поводу аналогий с Первой мировой войной. Это вроде бы правильно, но как быть с тем, что сейчас на СВО нет столь же интенсивных боевых действий и таких же огромных потерь, как тогда?
- Сейчас же и стороны не такие сильные, как в начале 20 века. Нас немного, но и врагов немного. Военачальники Первой мировой очень бы удивились, узнав, какими силами на каком фронте мы воюем. К тому же, сейчас важное значение имеют не только потери, но и общее желание сторон воевать. Какая разница, потеряла бригада 10 или 30% личного состава, если все остальные бойцы уходят в тыл? Иногда даже гибели одного человека будет достаточно для того, чтобы остальные бросили оружие.
- Это лето может стать решающим для СВО?
- Может. Я не готов утверждать, что перелом наступит именно летом 2025 года, но момент истины где-то недалеко, когда будет ясно: придется ли нам договариваться на плюс-минус существующих рубежах, или кто-то одержит победу и будет диктовать свою непреклонную волю проигравшему, который потеряет всякую способность к сопротивлению.
О других аспектах СВО - в интервью Ростислава Ищенко: Даже если от Украины останется кусок, России рано или поздно придется уничтожить и его